Кронштадт - Таллин - Ленинград (Война на Балтике в июле 1941 - августе 1942 годов) - Владимир Трифонов

Теперь на корабле ввели еще одну вахту - зенитную, и 29-ого я заступил на нее. Проводишь время на палубе и все, а толку от тебя очень мало. Примерно с 14 по 15-ти воздушная тревога. Бомбят город с большой высоты. Бьют береговые и корабельные зенитные орудия.

В это воскресенье постирать и помыться так и не удалось.

30 марта. Понедельник

Из круп остался один горох, гак что на второе сделали блины - по 3/4 блина. Удержали из них по 20 г масла. Неудачно я возвратился.

После обеда все командиры орудий и наводчики пошли на "Молотов" тренироваться на приборе Крылова. Наши ходят туда уже месяц. Но мне не повезло - прибор не работает. На "Молотове" стоят 2-76-мм, 2-45-мм орудия и пулеметы. Забрались в раздевалку кочегаров, уселись там и часа два продремали. Часам к пяти вернулись обратно. У меня сильно болят ступни. Едва волочил ноги. После 19-ти часов сильный обстрел центральной части города.

Фахрутдинов и Швед живут теперь в каюте, которую сделали в кают-компании, а на их месте Гагарин. Жентычко переехал в 9-ый кубрик, а вместо него Манышин. Подозреваю, что мои папиросы Жентычко спер. Послал с Суворовым домой 200 рублей. К маю, надеюсь, получат.

31 марта. Вторник.

Сегодня стою на вахте в дозоре в первой смене - с 9 до 12. Значит, ночь можно поспать. Часа в 2 ночи разбудили разрывы снарядов где-то в городе, но наши батареи быстро заткнули немцев. Ноги в дозоре все же чуть-чуть замерзли, хотя все время ходил. Мороз был все же около 10°.

В обед и ужин суп был очень хороший - из самодельных галушек, с морковью и картошкой. На второе горох и фасоль, конечно, очень мало. Попов фасоль не может есть. Значит, не голодный.

1 апреля. Среда.

С утра выгрузка боезапаса из погреба на стенку, к цеху, где боцманская команда сделала стеллажи. Я на носке от погреба к стеллажам. Таскаем по два человека ящик. Всего 5 пар. Я таскаю с Ипполитовым, Кошель с Журавченко (новый дальномерщик). С Кошелем таскать ничего, а с остальными хуже. Дело в том, что они маленького роста, и поэтому больший вес приходится на меня.

Кто-то предложил таскать каждому по одному ящику, так, мол, быстрее. Я тоже попробовал. Стал взваливать ящик себе на плечо, а он открылся, и все снаряды высыпались. Младший лейтенант Дьяконов, руководящий выгрузкой, страшно ругался. Мы его недолюбливаем. "Оморячился". Приходит однажды в кубрик. Увидел открытый иллюминатор: "Задрайте люк!" Слышал звон, да не знает, где он. Сам "задрай люк".

Теперь уборка утром длится с 7.10 до 8.00, и мы с палубы приходим быстрее. А Дьяконов, когда дежурил по кораблю, возмущался: "Почему в кубрике?" Попов обыкновенно отвечал ему резко: "Спокойно! Тише надо. Ваше дело маленькое". И он быстро уходил.

Только перенесли весь боезапас и вдруг стеллажи обрушились. Проклятые "боцмана" не могли и это сделать как следует! Пришлось снова снимать ящики, а затем снова складывать. Только кончили с боезапасом, пришла машина с дальномером и всеми его "ЗИПами", довольно тяжелыми. Перетащили и это на борт, только сам станок да еще кранцы для 76-мм снарядов будут переброшены после обеда краном.

Собрались спускаться вниз, боцман позвал помочь снять трапы, т.к. кран на стенке переходит на другое место. Пошли пятеро. Отдали концы одного трапа от лееров, боцман послал двоих на стенку помогать, а остальные должны были тащить трап на палубу. Вниз пошли Панов и Кравцов, но почему-то по тому трапу, который уже был отдан, и конец его находился в руках у боцмана. Дошли они только до половины, как трап скатился, но Кравцов, шедший впереди, успел схватиться за леер другого трапа, повис на нем, а затем и вылез на него. А Панов грохнулся с трапом вниз на лед с высоты 6-7 метров. Упал он на ноги, но тотчас повалился на правый бок и громко застонал. На секунду мы все растерялись, но голос Шведа быстро вывел из оцепенения. Я бросился на стенку. Упавший трап одним концом был на стенке, другим уперся в лед. Меня опередил какой-то рабочий. Он, а затем и я спустились на лед. Затем и Швед.

Панов тихо стонет, не может пошевелиться, из носа идет кровь. Кричим, чтобы позвали санитара с носилками, расстегиваем на Панове шинель. Спустили носилки, мы осторожно положили на них Панова, привязали и понесли. Еще неизвестно, в какой степени он обломал себя.

2 апреля. Четверг.

Сегодня вечером получил письмо от мамы от 14 марта. Первое мое письмо из госпиталя они получили. Конечно, беспокойство, нравоучения. Мама пишет, что от Андрея узнала, что у них в спецшколе нет "немки", и что она готова даже туда переехать и что уже написала письмо директору. Пишет, что туда писала и она, и папа обо мне, что она написала письмо командиру корабля и послала справку из клязьминской школы. Содержания этого письма я не знаю. Клиймович говорит, что отдал его уже командиру. Какие, интересно, будут результаты?

Панов лежит у себя на койке. Мы помогаем ему приподняться и сесть. Ходить, конечно, не может. Переломов нет, только сильно болят суставы запястья, колен, таза и правое плечо, а старпом смеется: "Через два дня будет работать".

С половины восьмого до восьми немец бил по городу, но от нас далеко к северо-востоку.

3 апреля. Пятница.

Стою вахту у трапа в первую смену. Морозец слабенький - минус 3-4°. Трап перенесли к первой трубе. В этом месте палуба на одном уровне со стенкой. Теперь вахтенному новые обязанности: тех рабочих, которые идут к нам на работу, задерживать, собирать человек 5-6 и вызывать рассыльного, который отбирает у них пропуска и ведет в лазарет на саносмотр. А на пропуске ставят число, что означает - к работе допущен. У кого найдут насекомых, удаляют с корабля. У нас каждое утро 15 минут отведено на саносмотр - смотрят тельняшки. Моемся обыкновенно полуголыми. В час дня обстрел города.

Уничтожить флот в Ленинграде до вскрытия Невы

4 апреля. Суббота.

На ужин щи с луком. После ужина пошел постираться. Выстирал голландку, кончаю стирать кальсоны, слышу стрельбу. Вначале не понял: ни то обстрел, ни то зенитки бьют? Нет, зенитки. Совсем рядом. Слышны "разговоры" автоматов. Это, пожалуй, на "Стойком". Стрельба все усиливается. Похоже, что и наши бьют. Но почему нет сигнала "Воздушная тревога"? Иду в кубрик и спрашиваю у Панова: "Тревога была?" "Не слышал". Быстро одеваюсь и выскакиваю на палубу. Стрельба ужасная! Трехдюймовки "Стойкого" совсем оглушают. Спустил и завязал уши у шапки. Небо все в пятнах разрывов.

Вот вижу идут 4 "юнкерса". Высота около 4000 м. Огонь усиливается. Приходится держать рот открытым.

Попов бьет из 1-го орудия. Расслабились болты крепления станины. Хочет перейти на свое орудие, но мешает стрелять кран. Переходит на 2-ое орудие. Суворов наводчик. Кошель подносчик. Команд нет никаких. Чехлов стоит с таблицей в руках и не знает, что делать. Военком, командир БЧ-2 и старпом на мостике. Смотрят то на небо, то на стреляющее орудие.